Руки, кроме твоих.

Позже. На всех хватит, угу.
Не знаю, во всяком случае, еще далеко не сейчас. =)

ыть. прочитал) нормальное отступление) прочиталось легко и не принужденно)

i need more! xD

Феерическая парочка. ;)

мало! =)
хочу еще=)

так. где продолжение? хотел с утречка почитать, а тут такой облом... :(

Люди, а почему это только четыре звезды? ОО Быренько поднатужились и отблагодарили авторов...;)

Потому что какая-то сволочь успела забабахать то ли 2, то ли 3, а звездочки набираются статистически, так что 5-ки помогли выехать пока только на 4 звёздочки.

Проголосовала пяторочкой ^_^
Спасибо за такую интересную историю. Хочу книжку Т_Т

а я первый проголосовал)))
так, где продолжение-то?

В нетленку. Клево написано.

Спокойно, господа, спокойно) Авторы еще иногда работают XD да и прет не всегда. Чесслово, будет сегодня ночем или завтра днем)

НЕ торопитесь =)))
Кому надо, тот дождётся =З

Shooshoo
Я тороплюсь патамушто вот сейчас меня прет XD

Тада иди и твари, папочка! XD

Продолжение, угу.

Пайон, июль.
Пайонское солнце явно издевалось над этими похоронами. В таких случаях, кажется, должна негодовать сама природа: плакать дождем, проклинать громом - а нет, утро было яснее ясного, а птицы в яркой листве пели так, что заслушаешься. Хьордис стояла у края могилы, полной грудью вдыхая чистый, чуть холодящий воздух.
Ее все еще мутило. И утро было не в радость, и свет резал глаза, и даже верное, никогда не подводившее Хьордис тело сегодня казалось ватным мешком, по какому-то недоразумению поставленным на ноги. Да и ноги-то, чего греха таить, заплетались.
Кшистоф читал заупокойную над двумя... нет, тремя мертвыми в одной могиле.

Это вчера все началось. Вечером, когда они вернулись в Пайон, в густой траве еще трещали кузнечики, а воздух так пропах вечерним парным молоком, что разбойница немедленно выклянчила кружку прямо в первом же доме на пути. Заплатила, конечно, но физиономия у нее была такая жалобная, что пожилая хозяйка чуть не всучила "доченьке" молоко бесплатно. Кшистоф благословил женщину и больше слова не сказал.
В гостинице их приняли, как родных, а не как постояльцев, правда, жаловаться молодому священнику на болезни и пытаться насильно откормить разбойницу сладкими пирожками сразу не решились. Ужин, впрочем, и без пирожков оказался хорош, так что через час оба напарника дружно клевали носом над закапанной элем и свечным салом столешницей. Даже Кшистоф блаженно улыбался под роскошным веником засушенной душицы, которую какой-то умник повесил на стену. В Пайоне говорили, что она отгоняет нежить.
В полночь, как в настоящей страшной сказке, послышался крик со двора. Кое-кто подскочил, хватаясь за луки и топоры, кое-кто вжался в стены, свято веруя, что люди таких звуков издавать не могут, и это все та же самая нежить из пещер пробралась в город...
А нет. Это во дворе уже вязали обезумевшего от горя и в полголовы седого лесоруба. Зачем он схватил топор, куда с ним собирался - так никто и не понял, но на всякий случай, больше, чтобы себе вреда не причинил, его схватили и заперли в сарае. А потом уже пошли разбираться, что он там такое дома нашел.
Нельзя сказать, что никто не догадывался, впрочем. И Хьордис, наверное, навсегда запомнила, как густой вечерний воздух вдруг стал ей поперек горла. Пайонцы окружили маленький дом на окраине, в свете факелов зрелище было почему-то менее жутким - может, потому что огонь делал все вокруг багровым, и от того подсохшая кровь казалась просто темными пятнами.
Разбойница замерла на пороге, чувствуя, как предательски слабеют пальцы.
Ребенок был еще жив. Они - знать бы еще, кто эти "они" - привязали его к подпирающей крышу балке. И этим не ограничились... но не убили. Женщина лежала на полу, и Кшистоф, мельком глянув в распоротый живот, сухо констатировал:
- Была беременна.
Разбойница опрометью выскочила во двор, и уже не знала, что хуже истерика, или выворачивающая наизнанку тошнота пополам с душной ненавистью.
Нет, ужин остался при ней, в конце концов, убивала Хьордис и сама слишком легко. Но одно дело убить, а другое - вот так...
Изверги, уроды, нечисть, неужели это живые люди сделали?!

Выяснилось, что лесоруба с неделю не было дома. Жену его уже дня два не видели, но дом их стоял на отшибе, а пайонкам, занятым своими детьми, было не до того, чтобы интересоваться делами соседки. да и привыкли пайонские кумушки, что тихая Мисса все с сынишкой возится - у того вечно животик болел. Хьордис, вздрогнув, припомнила: точно, это же та самая с орущим дитем...
А тут под вечер хозяин домой и вернулся.
Ребенок не выжил. Да и странно было бы, после того, что с ним сделали. Священник до утра молился и орудовал лекарской иглой, а бледная его напарница таскала бинты, травы и воду, все больше злясь на равнодушное спокойствие Кшистофа.
Перед рассветом альбинос задумчиво оглядел неподвижное тельце на столе и сказал:
- Лучше бы он умер.
- Чего? - разбойница медленно обернулась к Кшистофу, - ты в своем уме, ты что несешь?!
Напарник устало протер глаза и так же ровно, в предельно точных фразах описал Хьордис, что сделали с малышом. Та стремительно бледнела и поджимала губы, пока не взмахнула рукой, заставляя священника замолчать.
- Заткнись. Заткнись сейчас же, Кшистоф. Я не хочу слышать.
Тот отвернулся, безжалостно заключая:
- Вот и я говорю - для него было бы лучше.

В комнату Хьордис вернулась уже с рассветом, пройдясь по улицам, расспросив неспящих горожан, мрачная, сосредоточенная и... пристыженная. В конце концов, даже если Кшистоф - выморозок, то кто его знает, почему? И он не виноват в том, что такой, уже хотя бы потому, что людей лечит, а не вот так, как те...
Пусть даже и смотрит спокойно там, где нормальный человек с ума сойдет от горя и негодования.
Альбинос сидел на столе, посреди горшочков с отварами, окровавленного полотна и спутанных бинтов. Просто сидел, не двигаясь, глядя в одну точку и держал на руках малыша, которому, если верить словам священника, было уже "лучше".
Разбойница похлопала напарника по щекам, с трудом отняла мертвого ребенка и еще полчаса трясла Кшистофа за плечи.
- Сделай что-нибудь!
Пощечина.
- Кричи, ну, давай, кричи. Плачь, что-нибудь уже... Ну хочешь, ударь меня! Кши-иись...
Потом тот таки очнулся, и они молча пили пайонский самогон из одной кружки. самогон пах опилками и кровью.
В эти сутки все в Пайоне пахло кровью.

После похорон старушки сообщили путешественникам, что ими интересовались "власти". Священник пожал плечами и поинтересовался у Хьордис:
- Как насчет Шварцвальда?
Та не возражала.

MoRe MoRE!!!

кошмар, хочу еще >_<

пост про мясо оказался пророческим >_<

пробрало....