Первая часть внезапного креатива, родившегося из одной задумки к конкурсу на 14 февраля, которую я так и не реализовала из-за своей кошмарной лени и которую фантастически развил и доработал мой соавтор, ро-муж и просто очень близкий человек. Выкладывать буду по мере написания. Авторы: Нулизко и ClownDes - Смерть... - Катарина задумчиво указала Мире на карту, немного поёрзав на кровати. - Вот видишь! Даже таро говорят, что я умру от усталости, если буду и дальше заниматься с тобой твоими садистскими танцевальными уроками! - торжествующе воскликнула Мира. Однако от ее собеседницы и наставницы не укрылась еле заметная дрожь, пробежавшая по телу Миры. - Ну, на самом деле Смерть в таро сулит большие перемены. Да, просто огромные перемены... В комнате повисла неловкая пауза. Катарина внезапно передернула плечами, как бы стряхивая с себя задумчивое оцепенение, и весело щелкнула Миру по носу, от чего та оглушительна чихнула. - Мира! Пусть тебя агриопа укусит! У меня все карты из-за твоих чиханий разлетелись! Обе цыганки оглушительно расхохотались. О, это были две крайне смешливые особы, дай только повод. Собрав несколько карт с пола и проведя небольшую ревизию своих гадательных принадлежностей, Катарина обнаружила, что одной карты все-таки не хватает. - Опять эта Смерть, - недовольно пробурчала она и полезла за Смертью род кровать, ибо нигде более ее не наблюдалось. Основательно там пошуршав своими шелковыми одеяниями, вытертым ковром, фантиками от карамелек, испорченными плетками, одноглазым розовым зайцем и еще всяческим крайне нужным хламом, который обычно хранится под кроватью у выпускниц танцевальной академии Комодо, Катарина вылезла с весьма заинтересованным видом, держа злополучную Смерть в одной руке и какой-то подозрительный кусок картона в другой. - Кто это? - сунула она картон Мире под нос, не без удовольствия отмечая, как та сначала побледнела, а потом густо покраснела. В комнате снова повисла неловкая пауза из тех, что так любят повисать во всяких пафосных повествованиях. - Это Ян, - наконец изрекла Мира. Обе цыганки воззрились на картон в совершеннейшем молчании. С картона, тоже в совершеннейшем молчании, на них воззрился юноша, чей лик был умело и любовно выведен кусочком уголька. Красивое задумчивое лицо с широкими скулами, прямой нос, немного раскосые глаза... Ян и Мира ...длинные светлые волосы, небрежно собранные в хвост, прядь, упавшая на высокий, чуть наморщенный лоб. Юная танцовщица с любопытством разглядывала незнакомца, расположившегося на досчатом полу дирижабля с огромной книгой на коленях. Незнакомец сосредоточенно жевал яблоко и листал страницы своего талмуда. Совершенно очарованная его загадочным видом, она негромко кашлянула, дабы привлечь к себе внимание. Однако результатом всех этих махинаций оказался только рассеянный взгляд вышеупомянутых ясных глаз, проникающий в какие-то совсем запредельные дали, расположенные в аккурат за Мириным затылком. Но Мира на то и была Мирой, чтобы просто так не сдаваться. Она подошла поближе к незнакомцу и изрекла самым томным голосом, на который только была способна: - Ах, простите мою невежливость, но... - Thunder Storm, - совершенно отчетливо произнес ее, хм, "собеседник". - Что, простите? - Хм-м... Thunder Storm! - Э-э... А-а-а!!! Небольшая, но страшно коварная молния чиркнула по палубе дирижабля в непосредственной близости от Мириных ног. - Наконец-то, - удовлетворенно произнес новоявленный творец чудес и садист в одном лице. Справедливым будет заметить, что Мире никогда раньше не приходилось общаться со студентами Универститета волшебства и магии почтенного Геффена. (Почему почтенного? Понятия не имею, как и сами господа волшебники, скорее всего. Более того, подозреваю, что они это прибавляли просто для важности.) Конечно, она их наблюдала несколько раз издали, но это совсем и абсолютно не то. Поэтому танцовщица, растеряв всю свою томность и учтивость, спросила напрямую: - Ты что, идиот? - Ужасно вежливо, - хмыкнул мудрец (а это был именно он, в своей нелепой мантии бежевого цвета, застегнутой на все пуговицы даже в страшную жару). - Да ты... Как ты смеешь в живых людей молниями кидаться, а?! Ты что, не понимаешь, что я могла умереть?! Юноша вздохнул: - Скажи, таким пафосным воплям тебя тоже обучили в твоей танцевальной... хех, "академии"? - Ар-р-р!!! - Надеюсь, ты без плетки, - совершенно неожиданно мудрец улыбнулся. - Ладно, не ори так. - А-ы-ы-ы...! - О, - мудрец был явно озадачен таким всплеском эмоций, происходившим рядом с ним. Ибо самое неуравновешенное, что он видел до этого в своем университете с длинным и торжественным названием, было выпивание профессором Марсом какой-то гремучей смеси из пробирки со словами: "Нет, я решительно не понимаю, как можно было спутать Fire Ball и Meteor Storm..." Затем он выдохнул, повернулся и молча вышел в обгоревший пролом в стене. Но эти крики, заламывания рук и последовавшие за всем этим рыдания, исторгаемые танцовщицей, не шли ни в какое сравнение с профессором Марсом и приводили юношу в крайнее недоумение, от которого он решил избавиться только одним известным ему способом... - Thunder Sto... Танцовщица перестала рыдать моментально, широко раскрыла глаза и жалостливо икнула. - Вот и славно, - прервал заклинание мудрец. - А теперь я тебе расскажу принцип действия грозовой магии, все равно до Юно еще долго лететь. Да, меня зовут Ян. И да, лучше тебе больше не реветь, а то принцип действия грозовой магии я еще и продемонстрирую... Хочешь яблоко? продолжение, как известно, следует...
Господа читатели, прошу не пугаться несколько сумбурного типа повествования. В последствии все сюжетные линии свяжутся в одну нить. Наше продолжение. Леонид и еретичка - Отец наш всемогущий, спаси и помилуй! Спаси и помилуй! Спаси и помилуй! Помилуй души грешные и жизни во грехе, Тебе отданные во славу Твою. Во славу и превознесение… что за шорох? Да что же это? Что же это… как она дышит громко, с ума сойти… нельзя ли потише, немножко тише… Во славу, во славу… как же громко дышит. Во славу…дальше как? …и вознесение! Во славу и вознесение Твоё… - Святой отец, - подвальные своды наполнились шелестом. Отец Леонид поднял мутные глаза на девушку, скрючившуюся в углу. - Во славу и вознесение, во славу и вознесение, - он повторял один и тот же кусок молитвы, будто не желая слышать и понимать ничего кроме этих вознесения и славы, а еще своего еле внятного бормотания. - Святой… кхе-кхе-кхе! – девушка надрывно закашлялась, поминутно сплевывая на пол смрадную тягучую смесь из сгустков крови, слюны и какой-то странной желчи. – Святой отец, воды дай, воды мне дай. Горит все внутри. Кхе-кхе-кхе! Отец Леонид с минуту смотрел на нее совершенно отупевшим взглядом, затем отрешенно произнес: - Нет никакой воды. Нет воды, ясно? По сырой и ватной подвальной тьме снова поползло бормотание, нарушаемое только надсадным кашлем и грузными шлепками плевков на каменный пол. - Со смирением и благодарностью принимаем долю Твою. Долю Твою принимаем и чтим, склоняя… - Хах… кхе-кхе… ха-хах… кхе! – хриплый лающий смех заставил святого отца нервно повернуться к девушке снова. - Потише, потише, дочь моя. Услышат же! Тише, тише. Что ты смеешься? Смешно тебе, а? Смешно? Хорошо это, только тише. Смирение и благодарность… принимаем… смирение… - Кхе-кхе, ха-ха! - Да замолчи ты! – в совершеннейшей истерике зашипел отец Леонид. – Найдут же, и… Спаси и помилуй, спаси и помилуй! - Святой отец, смирение твоё… кхе-кхе… дерьма засохшего не стоит. Благодарность… кх-кх-кхе… За что мне благодарить твоего бога? За что... кхе-кхе… дрянь какая, кх… кхе-кхе-кхе! – тишина рвалась и дробилась на мириады осколков, каждый из которых полнился кошмарным кашлем. - Иди сюда. Сюда, кхе-кхе… Подойди, святой отец, - девушка настойчиво поманила из своего угла отца Леонида. Тот, словно в забытье, подошел и уставился на нее, не замечая омерзительной вони какой-то кислятины, мясницкой лавки, подвальной затхлости и пота, витающей вокруг девушки. Она была совсем молоденькой и, видимо, довольно миленькой. Но сейчас отец Леонид видел только скрюченную изломанную куклу. Иссиня-черные круги под полуприкрытыми глазами, корка желчи и крови, запекшаяся на губах, спутанные короткие волосы, одна рука закинута за голову и вывернута под неестественным углом, вторая судорожно копошится в плаще, укрывающем девушку от горла до пояса. Святой отец как зачарованный следил за этим копошением, решительно не понимая, зачем эта рыцарша позвала его, и что ей нужно. Наконец, она резким движением отбросила плащ в сторону, безумно взвывая от боли и открывая взору отца Леонида пробитую кирасу и осколок копья, впившийся в какое-то омерзительное месиво из разодранного поддоспешника, бордовых, почти черных сгустков крови, белого костяного крошева и какой-то фиолетово-розовой плоти, искромсанной все тем же обломком железа, почти затянутым в нее. Святой отец несколько секунд отупело смотрел на все это, затем, покачиваясь, сделал несколько шагов в сторону. Его беспощадно вырвало. В спину ему полетел снова тот же воспаленный лающий смех: - Ха-ха, кхе-кхе… Как тебя, ха-ха… За это мне твоего бога благодарить? За это? - Смирение и благодарность, - прошептал отец Леонид, вытирая губы рукавом рясы. Особо сильный порыв кашля содрогнул изуродованную грудь рыцарши. Она с невыразимой ненавистью и отчаянием посмотрела на святого отца, и вдруг принялась истерично хрипеть сквозь свой надрывный кашель: - Смирение? Кхе-кхе… Благодарность? Кхе-кхе… Кхе-кхе-кхе, дерьмо – твой бог, я жить… кхе-кхе… я жить хочу! Жить хочу! Кхе-кхе-кхе-кх-кх, жить! Жить хочу! Жи-и-ить! И рыцарша зашлась в судорожном подвывающем рыдании. Святой отец, молодой мужчина, недавно получивший свой сан и вышедший из семинарии, мало что знающий в своей короткой жизни, кроме молитв и священных обрядов, совершенно помутился рассудком в этот миг. Он выскочил из так удачно урывавшего их подвала замка и побежал. - Лес! Лес… В лес, не слышать! Смирение, благодарность… Еретичка! Ночь какая темная… Помилуй души наши грешные… Что за шевеление? Заметили что ли? Спаси и помилуй! Спаси и помилуй! Спаси и помилуй… Бежать… архиепископу сказать… а она воняет же, воняет… О чем же мыслю то? Спаси и помилуй! И кусок железа… еретичка, еретичка! Умру там, если хоть еще минуту… Что? Птица… - тысяча мыслей и видений разрывали сознание отца Леонида, и не видел он тени, появившейся из-за дерева. Лунный свет струился сквозь вечнозеленые густые кроны пайонского леса. Необыкновенную для этого ночного часа тишину потревожил лишь легкий хрип и шелест травы, принимающей в свое шёлковое лоно тело молодого святого отца Леонида с перерезанным горлом. - Устранил. Время есть. В нашу пользу обернем, - человек, вытирающий катар о какую-то засаленную тряпку, был немногословен. - Хорошо. А девчонка? - Не проблема. Копьем легкое пробито. Не доживет. - Уверен? - Уверен, - немногословный человек почтительно склонил голову перед своим собеседником и вышел. - Помилуй души грешные и жизни во грехе, Тебе отданные во славу Твою, - тихий голос нарушил покой комнаты, залитой мертвым лунным светом, отрешенно ласкающим обломки огромного золотистого камня. продолжение следует...
