О мире вокруг фанфика. (вроде предисловия) О семействе Камиллери уже было придумано и реализовано не мало творческих идей, но именно мне выпало систематизировать хронологию семейных событий. И, хотя этот антинаучный труд посвящен в основном Мирабэлле Камиллери и ее странствиям, повествование прольет свет в том числе и на то, откуда у сэра Норберта в свое время взялись знаменитые кошачьи уши, и оставил ли он в мире хоть какое-то наследие, кроме стильных художеств. Сочинительствуя о нашем большом семействе, мы с Нором никогда не старались точно воплотить абсолютно все игровые "фишки". Но, из тех, что встретятся в фанфике, и могут вызвать вопросы, перечислю: 1) Возраст персонажей. Персонажи истории видятся нам не совсем людьми, а кем-то вроде эльфов. Достигнув примерно 25-30летнего возраста, они перестают меняться внешне (ну, поседеть могут, если вдруг чего), а живут очень долго - своей смертью фактически не умирают. Кстати, если речь зашла об этом... - 2) Смерть персонажа Персонажа в истории можно убить. Но в течение получаса с момента наступления смерти погибшего можно воскресить (собственно, пристовский скилл resurection у нас просто ограничен во времени, когда его можно применить по отношению к павшему товарищу). "Возврат на точку сейва" возможен, если персонаж позаботился заблаговременно заключить контракт с госпожой Кафрой ; ) 3) Перемещение по миру Перемещение в пределах мира занимает время. То есть на дирижабле путешествия длятся несколько часов, на корабле - несколько дней/недель. Варп-порталы перемещают мгновенно. Телепортацию(как и варп) нельзя использовать в том случае, если кастующий, скажем, связан или его держат за руки (на винги и "уши" это не распространяется - дотянись - и используй на здоровье=Ъ). 4) Возможно, какие-то физические и РОшные законы будут нарушены (как то длительное нахождение персонажа в состоянии заморозки, к примеру) - здесь оставляю за собой право "кроить" как мне удобно, ибо подобный незначительный перекрой значительно влияет на ход событий повествования (вот так даже). Тому же правилу подчиняется жизненный уклад действующих в фанфике лиц. 5)Так исторически сложилось, что в фанфике местами действует режим open-PVP. Так же существует возможность не только уклоняться от ударов, но и принять на себя удар, предназначенный другому. 6)Молитвы, и их фрагменты (а так же фразы на латинском и фрагменты библейских текстов), приведенные в тексте фанфика - реально существующие католические молитвы. В качестве перевода приводятся православные аналоги, либо - если аналогов не имеется - дословный перевод с латинского языка, почерпнутый в книгах (в этом плане никакой отсебятины ;)) Премного благодарна Норберту, без которого Сага о Камиллери никогда не придумалось бы, и который ревностно следил за сохранением характеров персонажей; Юлиане - моему терпеливому и незаменимому редактору, искавшей мои ляпы и выдающей свои перлы; Максимилиану - супругу и вдохновителю... И - реверанс мой всем, кто сможет дочитать сей антинаучный труд до конца - объемов он не малых. Вообще, это "житие" писалось для своего удовольствия и осознания истории собственного персонажа и персонажей друзей, но раз уж фанфик все равно написан... Enjoy! ---------------------------------------------------------------------------------- Блаженны кроткие. Mitte nobis, domine, auxilium de sancto... (Подай, Господи, нам спасение в святости...) Монастырь расположился у самого подножия горы Амацу. Отсюда до поселения, где проходилась практика по исцелению и экзорцизму, куда приходили корабли с далекого, словно он был в другом мире, материка, нужно было добираться почти час. Этот час являл собою своеобразную прогулку для молодых послушников и послушниц, обучающихся в семинарии Амацу. Зимой - в одинаковых бесформенных плащах, сшитых из грубого драпа, весной и осенью - в неудобных пелеринах из плотной жесткой ткани на скользкой атласной подкладке, заставляющей накидку съезжать на бок; в любую погоду - в дождь, снег, под нежными весенними или безжалостными летними лучами солнца, каждый день - кроме суббот и больших церковных праздников, толпа послушников проходила широкой пыльной дорогой, ведущей из "святого уединения" в обитаемую низину. Другие прогулки были редкими, да и время на их совершение находилось не часто. Жизнь послушников текла по семинарскому расписанию - изо дня в день, из года в год, делая каждый следующий похожим на предыдущий. В пять утра, когда за окнами едва-едва светлело, начинал звонить колокол, непреклонно созывающий восстать ото сна, и шествовать на утреннюю молитву. Послушники, поднятые с кроватей этим безжалостным звоном, спешили одеться и привести себя в порядок перед заутренней. Умываться приходилось учитывая обычаи Амацу - для послушников и послушниц, дортуары которых находились в разных крыльях здания, были построены специальные комнаты с окошками, затянутыми плотной бумагой, едва пропускающей свет. Посреди комнаты стояло длинное деревянное корыто, которое дежурные по дортуару каждое утро наполняли ключевой водой, и висели на колышках жестяные ковшики на длинной деревянной ручке. Умывание никогда не занимало много времени - никому не хотелось долго плескаться в холодной воде. Особенно быстрыми водные процедуры были по утрам в конце осени и зимой - что не удивляло. Как не удивляло и то, что в умывалке в такое время почти никто не разговаривал. После прерванного сна мало кому хотелось разговаривать - не было ни тем, ни мыслей; да и зубы от холода стучали так, что выговорить что-то у озябших аколитов получалось только ко времени утренней молитвы. На заутренней у самых младших послушников главной задачей было не заснуть. Поэтому они всегда старались встать, прижавшись друг к другу как можно плотнее, чтобы не упасть, вернувшись в мир грез прямо посреди священнодействия. Послушники постарше уже привыкли мужественно переносить ранние подъемы и монотонные голоса священников, нараспев читающих Pater noster. Иногда вместо священников молитвы читали семинаристы старших и выпускных курсов. Хуже это было, или лучше - сложно сказать. К завтраку обитатели монастыря Амацу уже полностью приходили в себя, начиная втягиваться в привычное расписание. В столовой, общей и для послушников, и для послушниц - в целом, разными для них были только дортуары - поднимался негромкий гул разговаривающих вполголоса аколитов. Гул этот торжественно умолкал перед молитвой о хлебе насущном, и превращался в разноголосый хор во время этой молитвы. Затем, на время трапезы, разговоры почти стихали. Еда была простой, скромной и так же, как и умывание, несла на себе отпечаток той культуры, в которую пришлось влиться этому дому веры Христианской. На завтрак чаще всего был рис, довольно пресный, сказать по правде, если не сдобрить его соевым соусом, всегда стоящим в низких плошках на длинном деревянном столе, за которым проходила трапеза. Еще полагалась горсть сушеного винограда, пара лепешек и прозрачная пресная вода, налитая в чашки из толстого мутноватого стекла. К обеду подавали рыбу. Из нее варили крепкий бульон, или запекали в печи. Запеченная рыба нравилась послушникам куда больше, но выбирать не приходилось. Ужин мало чем отличался от завтрака, за исключением того, что иногда вместо воды стаканы наполнял ароматный зеленый чай. К его крепкому вкусу приходилось привыкать некоторое время, но его извиняло то, что он был горячим, и согревал уставших от долгого дня рабов Божьих. После завтрака вновь наступало время молитвы. Здесь уже к монотонному чтению молитв присоединялся церковный хор, делая время молитвы менее унылым и более быстротечным. Помолившись, послушники спешили на занятия. Закон Божий, Таинства, правила Исповеди, искусство исцеления и курс полной поддержки, теоретический экзорцизм ... Призадуматься было над чем. Было что позубрить, склоняясь над потрепанными учебниками. Самыми яркими были преподаватели поддержки и экзорцизма. Экзорцист - шустрый, худой, даже немного угловатый священник, прищурив один глаз оглядывал ряды своих скромных слушателей, и начинал рассказывать душещипательные истории про демонов, нежить, легенды об оскверненном аббатстве, что стоит на мертвом острове посреди моря, куда аколитам вход закрыт, да и не приведи Господи неподготовленной душе попасть туда. Вещал он и о проклятом городе - Гласт Хейме - где в церкви бродят неупокоенные души падших священников, а на кладбище обитает сам Повелитель Тьмы... Послушники сидели, раскрыв рты, внимая историям преподавателя. А он, тихо и незаметно, переходил со своих рассказов на, собственно, тему своего предмета. Но аудитория все так же внимательно слушала про то, как правильно призывать Великую силу Господню на борьбу с нечистыми тварями, как обязательно зубрить нужные молитвы, и запоминала что всегда нужно иметь при себе, отправляясь на подобные битвы. Теорию полной поддержки вела супруга экзорциста. Нередко она приходила еще до окончания занятия, которое вел ее муж, слушала, как он пугает своих учеников, и спешила осадить его за самые зловещие реплики. Но тут же сама начинала наводить еще больший ужас на притихшую аудиторию, рассказывая о том, что будет, если своевременно не оказать поддержку группе, в которую священнослужитель попал. И снова вереница молитв, которые нужно знать на зубок... рассказы о простых чудесах, которые может творить священник, исцеляя раненных, с помощью Святой силы... о том, как можно вернуть к жизни падшего товарища, принеся Господу в жертву священный полудрагоценный синий камень... Захватывающие истории обо всех этих ужасах и чудесах навсегда поселяли в сердцах послушников стремление к Служению и неистребимое желание самим почувствовать Великую силу Господа, обращенную во Благо. Впрочем, в монастыре были и другие послушники, занятия которых проходили в западном крыле. Эти юноши и девушки собирались стать боевыми монахами, и рассказы о священных чудесах занимали их мало. Нередко будущие священники объединялись в группы с такими боевыми послушниками, и вместе отправлялись в поселение Амацу, чтобы, сражаясь с нечистой силой и помогая друг другу, скорее приблизиться к своей цели. Иногда в семинарии появлялись молодые монахи, только что прошедшие обряд посвящения на большой земле, в аббатстве Святой Капитолины, вернувшиеся сюда продолжить учебу. Для юных послушниц такие возвращения были подобны церковным праздникам. Они старались попасть в западное крыло монастыря, или хотя бы из окошка поглядеть на мускулистые торсы юношей в одеянии боевых монахов. Блеск в девичьих глазах, румянец на щечках и... очередь в исповедальню. Но такие "праздники для глаз полузатворниц" случались редко, лишь слегка нарушая привычное расписание семинаристов. А нудное привычное расписание предписывало после теоретических курсов, молитвы и обеда, послушники получали благословление, и отправляться в поселение Амацу. Каждый прибывший на остров должен был получить от местного правителя специальный пропуск, обладатель которого мог попасть в населенный злыми духами старый дворец Амацу. Именно здесь и проходила практическая часть занятий. Нежить старого замка не спешила выписывать юным послушникам свитки о блестяще сданных экзаменах, и после долгих «уговоров», усталые и нередко израненные послушники возвращались обратно в монастырь . Здесь их исцеляли, читали очистительные и покаянные молитвы, созывали к ужину, а затем у послушников еще оставалось время на чтение Священного Писания и других церковных книг, на изучение и зубрежку молитв и какие-то свои де - лаесли на таковые находились силы. Затем приходило время вечерни, а после нее монастырский колокол звонил по окончанию дня, и послушникам полагалось отправляться в дортуар и отходить ко сну. *** За почти одиннадцать лет жизни в монастыре Амацу, Мирабэлла Камиллери, известная здесь больше как сестра Аквамиррэль, заучила этот распорядок дня как сам Pater Noster, без которого не обходилась ни одна церковная служба. Мирабэлла попала сюда еще совсем ребенком. Оторванная от любимой семьи, десятилетняя девочка долго оставалась тихой и нелюдимой, почти ни с кем не разговаривала, не спешила, как другие маленькие послушницы, заводить друзей, и часто тихонько плакала по ночам в подушку. Хотя ее мать была священницей, и едва ли ни с самого рождения готовила Мирабэллу и Норберта, её младшего брата, к жизни служителя Господа, на деле это оказалось не так привлекательно и почетно, как на словах. Для впечатлительной скромницы сама поездка по морю от Альберты до Амацу была настоящим испытанием. Чужие люди вокруг, море, куда ни взгляни... волны бьются о деревянные борта корабля, качая его, оставленного на волю Божью, направляя в неведомую страну... И это несмотря на то, что на всем пути из Излюда до Альберты, на маленьком паруснике рядом с Мирабэллой была вся ее семья. И мать, и отец, и маленький брат - все они провожали девочку в это долгое путешествие. - Ты обещаешь присылать письма? - спросил тогда Норберт, обнимая сестру. - Обещаю! - ответила она, - Часто-часто! А он тогда почти заплакал. Но мальчики не плачут - так всегда говорил ему отец. Мальчики не плачут, а девочкам никто не запрещал. Впрочем, Мирабэлла, оставаясь старшей сестрой и послушной дочерью, исполняющую родительскую волю, заставляла себя улыбаться до тех пор, пока три фигуры на альбертской пристани, на которую она смотрела с палубы корабля, не превратились в едва различимые точки... Время притупило, а затем и вылечило боль разлуки; постоянные молитвы научили безропотно принимать волю Господню. Мирабэлла уже давно перестала плакать по ночам, но бережно, как самое дорогое сокровище, хранила общий портрет своей семьи, сделанный незадолго до ее отбытия в монастырь. Она успела добиться некоторых успехов по службе, даже стала регентом церковного хора. Теперь в ее обязанности входило прослушивать вокальные данные вновьприбывших послушников, и направлять самые чистые голоса в ряды певчих. Хороший слух достался ей от отца. Он был бардом, и иногда, когда отец бывал дома - а он часто странствовал, они давали небольшие семейные концерты... Мирабэлла старалась тогда изо всех сил, каждый раз к приезду отца девочка учила какую-нибудь новую песенку. А он всегда хвалил ее. - Молодец, звёздочка. Ну, быть тебе регентшей в церковном хоре! - предрекал отец, широко улыбаясь. - Но почему, - спрашивала она в ответ на это, - Почему ты не хочешь, чтобы я научилась петь, как ты, и ездила бы с тобой по миру, участвуя в твоих представлениях, а? - Бардами могут быть только мужчины. Не женское это дело, - твердо отвечал отец, но глаза его смеялись. - Но ведь я могу быть танцовщицей! - не унималась дочь, - Ты же сам говорил, что я танцую не хуже, чем пою, а пою я хорошо! При упоминаниях танцовщиц мама всегда оказывалась рядом, и метала на отца красноречивые устрашающие взгляды. Она считала всех танцовщиц изначально падшими женщинами... этакая презумпция виновности... - Нет, звёздочка, ты не будешь танцовщицей! - наотрез отказывал отец, - Танцовщицы носят на себе так мало одежды, и так приковывают к себе нескромные взгляды толпы, что я просто не могу позволить своей дочери такого, даже если она будет при этом рядом со мной! Мирабэлла расстраивалась, а матушка ее, слыша подобное объяснение мужа, успокаивалась, и благодарно клала руку на его плечо. Итак, о творческой карьере для своих детей Стефания Камиллери даже не допускала мысли. Её волей было, чтобы и дочь, и сын стали священниками. Мирабэлла уже практически прошла этот путь. Брат ее, наверное, тоже уже давно ступил на него. Честно положа руку на сердце, девушка надеялась, что брата тоже направят в монастырь Амацу. Она уж сумела бы подготовить все к его приезду... выбрать для него место получше, форменную одежду поновее и подходящую по размеру... она помогла бы ему освоиться здесь, помогла бы легче пережить разлуку с родителями и привычной мирской жизнью, привыкнуть к жизни послушника... Но корабли причаливали к берегам Амацу, привозя новых аколитов, а брата своего Мирабэлла среди них так и не встретила, хотя часто ходила на пристань. Конечно, его совершенно свободно могли направить в любую другую семинарию - их было достаточно... Но девушка надеялась на милость Божью. Она так скучала по брату... Она, как и обещала, часто писала письма домой. Но ни на одно из них так и не получила ответа. Незаметно разочарование превращалось в тревогу. С каждым новым отправленным письмом тревога и непонятная тоска в сердце юной послушницы укоренялись, но молитвы и повседневная монастырская рутина не позволяли этим чувствам разрастаться. Сейчас, как и много раз прежде, Мирабэлла возвращалась в монастырь, проведя положенные часы в борьбе с умертвиями, населявшими старый дворец Амацу. Она не торопилась. Времени до начала вечерней молитвы еще оставалось достаточно, чтобы пройтись, полюбоваться цветущими вишнями во дворах поселенцев... Солнце еще не опустилось, из вишневых садов раздавались птичьи трели. Девушка заглянула в один из таких садиков, где ветви деревьев, усыпанные нежными розовыми цветами, опускались к самой воде маленького пруда, в котором плавали белые кувшинки. Как красиво. Как мирно и спокойно... - Эй, милая, - раздался несколько дрожащий мужской голос откуда-то со стороны плетенной изгороди сада, - Чем это ты тут занимаешься, одна? Мирабэлла обернулась, и увидела охотника, который стоял, облокотившись на изгородь, словно резной фигуркой украшенной большим серым соколом, восседавшим на тонком ивовом пруте. - Тороплюсь в монастырь, чтобы успеть к вечерней службе, - быстро ответила послушница, спеша покинуть сад и завершить эту не слишком желанную беседу. - Готов поспорить, что ты на нее успеешь в любом случае, - охотник догнал ее быстро, и даже ухватил за плечо, чтобы продолжить диалог, - У вас, святош, есть ведь всякие молитвы да ухищрения, чтобы бегать скорее, да переноситься по миру с это... с Божьей помощью... Мирабэлла пожалела, что не успела использовать упомянутые быстро надоедающим собеседником умения, и скрыться. От растрепанного молодого человека разило не слабее, чем от бочек причастного вина, что стояли рядком в монастырском подвале. Он был пьян, горяч и нахален. - Что вам угодно? - поинтересовалась девушка, стараясь освободиться от хватки. - Полечи-ка меня, милая, - наглец не собирался отпускать ее так легко. Мирабэлла молитвенно сложила ладони, и охотника на миг окутала исцеляющая аура. - Мммм... весьма неплохо, - одобрил он, - Видимо, ты уже на последних курсах вашей семинарии? Поди, скоро закончишь обучение?.. - Вы правы, - девушка усиленно заставляла себя вспоминать, что терпение является одной из высших христианских добродетелей, - Но что же с того? - Хочу жениться, - заявил растрепанный охотник, - Ты мне подходишь! - Но... я... э... - от этого совершенно неожиданного и наглого заявления покрасневшая Мирабэлла не могла найти слов. - Поженимся прямо сегодня! - подытожил непрошенный жених, и обнял девушку за талию, - А союз наш скрепим первой брачной ночью вот прямо сейчас! - Нет уж, увольте! - возмущенно воскликнула послушница, обоими руками отталкивая слюнявые губы, устремившиеся к ее лицу, - Я не могу и не хочу совершать этого! - Да перестань ты, - перебил охотник девушку, стараясь перехватить ее руки, - Ты просто не знаешь, от чего отказываешься! Я уж постараюсь…- продолжил он было, но его прервал донесшийся сзади голос и рука в блестящей латной перчатке, тяжело опустившаяся на его плечо: - По-моему, дама ясно и понятно отказала тебе, дружок! – раздалось за спиной неудачливого «жениха». Охотник повернулся к говорящему. Вернее, к говорящей. Высокая и стройная смуглая молодая рыцарша, с рассыпавшимися по широким плечам снежно-седыми волосами, похоже, была послана самими Небесами в помощь напуганной аколитке. За спиной спасительницы виднелась длинная рукоять широкого двуручного меча. - Оу... - охотник поправил свои кудри соломенного цвета, - А я и не знал, что в страну восходящего солнца прибыла королевская дивизия... - Не знаю, как насчет дивизии, но один рыцарь в юбке точно здесь, - усмехнулась седая спасительница. Охотник впал в некоторое замешательство, ища в нетрезвом мозгу что-нибудь, чем можно было бы достойно продолжить беседу. Мирабэлла не замедлила воспользоваться внезапным ослаблением хватки на своем плече, освободилась, и отступила на несколько шагов назад. Наглец хотел что-то сказать и на это, но рыцарша снова прервала его: - А сейчас мы с моей подругой уходим. Дела-дела-дела, знаете ли, - она приблизилась к Мирабэлле, и ловко подхватила ее под руку, - Не возражаете? - Я это... ну как бы... - охотник делал руками нелепые жесты, - Наверное.... - Вот и славно, что возражений нет. Приятного вечера и не скучайте! - она махнула ему рукой, - Идем! - это относилось уже к Мирабэлле. И обе девушки поспешили прочь от вишневого садика, оставив растрепанного неудачника думать о жизни в одиночестве. Отойдя на приличное расстояние от места своей случайной встречи, рыцарша и послушница, наконец, остановились и заговорили. - Как я могу благодарить славную леди за спасение? - учтиво спросила Мирабэлла воительницу, привычным жестом молитвенно складывая руки на груди в жесте благословения, и даже не дав той ответить, быстрым шепотом прочла над нею молитву, дарующую войнам скорость и ловкость в бою. - Ну, этого вполне достаточно, - удовлетворенно отозвалась седая рыцарша, с благодарной улыбкой принимая плоды возложенных на нее молитв. Мирабэлла робко улыбнулась в ответ. Эта стремительная закованная в латы девица казалась полузатворнице свежим ветром, ворвавшимся в душную келью... Она ведь прибыла в Амацу недавно... и. наверное, всю свою жизнь провела там, в настоящем и живом мире... Мире, от которого сестра Аквамиррэль была отрезана уже более десяти лет. Похоже, интерес отразился в глазах будущей священницы слшком ярко. Улыбка рыцарши сделалась еще шире, а в глазах мелькнул лукавый огонек: -Меня зовут Юлиана Айенгар. Хотя те, кто знают меня лучше, предпочитают называть просто рыцарем в юбке. -Сестра Аквамиррэль, - слегка наклонила голову послушница и неуверенно добавила, - В миру когда-то известная как Мирабэлла Камиллери... Оценивающе прищурив изумрудные глаза, воительница склонила голову набок и после нескольких секунд размышления решительно заявила: - Мира. Разреши звать тебя так. В конце концов, это сокращение подходит и к настоящему, и к церковному твоему именам, так ведь? – а затем, словно смутившись своего внезапного напора, торопливо добавила, - Извини, я не хочу показаться невежливой, просто привычка такая - в бою такое длинное имя, как твое, может здорово укоротить кому-то жизнь… А ты в отместку можешь звать меня Юли. Если, конечно, ты не против... -Не против, - рассмеялась Мирабэлла. Ее так давно не называли иначе, чем "сестра Аквамиррэль", что она даже была рада такому обращению. Девушки постояли молча несколько неловких секунд, не зная, как продолжить интересный обеим разговор. Первой нарушила молчание послушница: - Юли, что привело тебя сюда, в это святое уединение? - Да есть одно дело… - Юлиана немного помрачнела, - Но об этом потом как-нибудь. -Хорошо... – легко согласилась Мирабэлла, как-то внезапно вспомнив, сколько времени она потратила сегодня на непредвиденные встречи и что на вечернюю молитву теперь она может уже и не успеть, - О, Боже, мне ведь нужно возвращаться в семинарию! - Ладно, я сегодня добрая и отпущу тебя подобру-поздорову, - воительница снова лукаво улыбнулась. - Но обещай мне, что мы встретимся завтра... - На этом же месте, в два часа дня... Обещаю! – торопливо складывая ладони в молитве о телепортации, послушница и исчезла… *** С этого дня Юлиана и Мирабэлла стали видеться каждый день. Оказалось, что молодая рыцарша и семинаристка-старшекурсница составили очень неплохую группу. И теперь Мирабэлла посещала ради практики в поддержке не только дворец Амацу, но и окрестности поселения, где обитали водяные и другие богомерзкие твари, которые прежде обращали послушницу в бегство одним своим появлением. После таких походов подруги заглядывали в небольшую чайную, что приютилась у пристани, и заказывали себе жасминовый чай. Юлиана покупала маленькие пирожные, распространенные в этой стране, и пыталась накормить ими Мирабэллу. Послушница сначала отнекивалась, поминая пост и гастрономические запреты, но потом любопытство брало верх, и торжествующая рыцарша наблюдала, как сладкое исчезает с плоской квадратной тарелки. За такими чаепитиями девушки вели задушевные беседы. Мирабэлла рассказала подруге о своей семье, оставленной в далеком Излюде, о младшем брате, которого она ждет уже не первый год и который, как иногда кажется, так никогда и не приедет. Вспоминала детство, поездки в столицу, фарфоровых кукол в красивых кружевных нарядах, которых привозил из странствий отец... О Юлиане она тоже кое-что узнала. Что они почти ровесницы - Мирабэлла едва ли на год младше; что её отец был родом с запада Айотаи, и в доме у них всегда было много диковинных вещиц, а статуэтка сидящего на лотосе человека с черной слоновьей головой всегда пугала их с братом в детстве. Да, у нее тоже есть брат. Только он старше. Правда, старше совсем чуть-чуть - они близнецы... И сейчас с братом приключилась неприятность, из-за которой молодая воительница теперь и странствует по миру, в поисках избавителя... За разговорами время пролетало быстро, и уже который день Мирабэлла появлялась на вечерней службе последней, ловя недовольные взгляды святого отца, ведущего службу. Потом список грехов и провинностей сестры Аквамиррэль пополнился еще одним прегрешением против правил семинарии. Иногда по ночам она покидала дортуар послушниц и, вообще, монастырские стены, и появлялась в Амацу, чтобы вновь побеседовать со своей новой - и единственной - подругой.
В эту ночь Юлиана и Мрабэлла вновь отправились на такую прогулку. С моря повеяло ночной прохладой. Послушница слегка поежилась, и зябко потерла руки. - Холодно? - спросила ее рыцарша,- Вот, возьми мой плащ... Плотная ткань тяжелого рыцарского плаща легла на хрупкие плечи аколитки. - Благодарю,- отозвалась девушка, закуталась в одеяние, и бросила задумчивый взгляд на корабли и лодки, затихшие у пристани. Юлиана остановилась у края садовой ограды, под фонарем, яркий свет которого привлекал мотыльков, и делал полу-призрачными цветки вишневых деревьев, оказавшихся рядом. Послушница тоже остановилась, и осторожно заговорила, вспомнив одну из недавних девичьих бесед: - Ты говорила как-то, что твоему брату требуется помощь... исцеление... - Да, - кивнула воительница, - Исцеление - самое верное слово... И, мне кажется, времени осталось совсем мало... так что.. прежде, чем ты откажешь мне в помощи как многие до тебя, я хочу рассказать тебе всю историю с самого начала… и тогда, может быть, ты согласишься помочь… ведь говорят же люди: все понять, значит все простить… Мирабэлла поглядела на нее долгим взглядом, и медленно кивнула. Рыцарша начала рассказ. *** Есть в Аль де Баране небольшой собор. По воскресеньям туда приходят верующие со всего города - их не так много, но вера их крепка. Среди них - мой отец. Его ведет в церковь не столько вера, сколько желание знать все тайны и таинства мира. Он мудрец. И большой чудак. Его комната - настоящее книгохранилище. Огромные тома древних рукописей, редких и не очень печатных изданий, папки с бумагами, увесистые справочники по магии - все это аккуратно и не слишком распихано по полкам и столам, стопками поставлено на подоконник, на стол, под стол... в шкафы и ящики... Под кроватью... и даже на кровати, под одеялом - книги, книги, книги... Конечно, отца можно было найти здесь только днем. Ночи он, конечно же, проводил в комнате мамы. Мама была волшебницей. Вызывала снежные бури, небесные молнии и прочую красоту... И не раз обещала обрушить эту красоту на голову отцу, если тот не разберет книжный завал. Отец, конечно, клялся и божился, что займется своей библиотекой, но книг становилось только больше, а места только меньше. А мама так и не выполнила своей угрозы обрушить на "книжного червя" ярость стихий... Это не понадобилось... Но стоит ли забегать вперед?.. Мы с братом родились в один день. Он всего на полчаса опередил меня - по рассказам мамы - но эти полчаса друг без друга, пожалуй, самый большой временной промежуток, который мы провели врозь. В детстве. Потом все изменилось, но... да, стоит ли забегать вперед?.. Я помню его хорошо. Лучше всех. Мы были так похожи... одевались почти одинаково, старались делать похожие прически, заплетая черные - доставшийся от матери цвет - волосы в высокие хвосты на макушке. Но при этом мы были такими разными - он - умный, расчетливый, уравновешенный и тихий... и я - дерзкая, бесшабашная и хулиганистая. Я любила его так чисто и искренне, как никого. Я завидовала ему так, как никому. Он родился мужчиной, а я - кем получилось. А тот, кто получился, очень мечтал о стезе воина. Нужно ли говорить, что родители хотели, чтобы мы с братом стали магами? Хотели. Настаивали. Меня это пугало. Я не чувствовала в себе ни способностей, ни желания обучаться магии - меня влекли драки, мечи и блеск доспехов на солнце. Я могла часами наблюдать дуэли рыцарей, крестоносцев, наемников... Брат был другим. Родительскую волю он воспринял с радостью. Они отвезли его в Геффен, в школу магов, где его тут же приняли на обучение. О, он справлялся на отлично. С гордостью носил мантию и кучи учебников. Читал, изучал заклинания... Применял их, поджигая магией огня цветы в саду, с интересом наблюдая за тем, как стебли и лепестки пожирает пламя; замораживал насекомых, посылая в них после этого разряды молний... С интересом превращал жизнь в смерть, словно наблюдая со стороны за необратимым процессом обращения бытия в прах... Меня тоже взяли в то путешествие в Геффен. Я сбежала от семьи, затерялась в толпе, и - как сейчас помню - вывернула все свои карманы, наскребая зени на телепорт до Излюда. Я сделалась мечницей, и только тогда вернулась в родной дом. Родители были огорчены, обеспокоены, разозлены - они искали меня. А я... мало того, что сбежала, так теперь еще собираюсь до конца дней своих размахивать мечом, а не волшебной палочкой. Но волшебство - это по части моего брата. Я помню, сколько времени он проводил, подчиняя себе силы природы. Я помню, сколько дней и ночей он проводил за магическими книгами. Ребята с нашего двора прозвали его Старым Абрикосом. Придумывали про него песенки и стишки... Я пыталась проучить хулиганов, но знала - это совершенно не нужно. Брат сможет сам постоять за себя. Он и его магия... Все это знали. И побаивались его... Когда нам пришла пора приобретать новую профессию, мы собрались в путь, простились с родителями, и покинули дом, чтобы вернуться туда снова уже повзрослевшими и изменившимися. Мы дошли до телепорта-Кафры, взявшись за руки. Говорили о всякой ерунде. Брат был полон надежд на будущее. Он рассказывал, я слушала. Пока не пришло время расставаться... его путь снова лежал в Геффен. Мой - в столицу - Пронтеру. Мы обнялись. Пожелали друг другу удачи. И каждый пошел своей дорогой... Я стала рыцарем. Я была уверена, что и брат уже сделался волшебником - я чувствовала. А иначе не могло и быть! Столичная жизнь, тем временем, увлекла меня. У меня появились новые друзья. Начались путешествия... приключения... Друзья называли меня "парнем в юбке"... или "рыцарем в юбке" - это так прижилось, что я почти забыла свое настоящее имя. До того дня. С момента, как мы с братом покинули отчий дом, прошло два года. И однажды я почувствовала, что что-то не так. Что-то тёмное должно случиться... или случилось... В тот день я внезапно стала совершенно седой... Я знала - это произошло и с ним. Но почему?.. Бросив все, я отправилась в Аль де Баран. К нашему дому. Но я не узнала родных мест. Церковь была пуста, несмотря на воскресный день. На улице - ни души... Наш дом был совсем рядом с церковными стенами... и окна в нем были заколочены. Я подбежала к забитой досками двери, забыв о мече, руками отрывала сухую древесину от входа в родной дом... ярость, горе, ужас... и тысячи вопросов - Что случилось? Как? Почему? Где родители, где брат?.. В доме было тихо. Словно в склепе. И как в склепе - никого живого. Отцовские книги покрылись слоем черной, похожей на пепел, пыли... Как и большой стол в столовой, где вся наша семья собиралась за обедом - даже брат оставлял ради этого свои книги и эксперименты... В моей комнате тоже было тихо и пыльно. Деревянные мечи, щит из крышки от бочки... пеко-пеко - качалка, горячо и ревностно любимая мною в детстве... Все это тоже погребено под толстым слоем пыли-пепла... все какое-то неживое... Но более всех пустой и мертвой оказалась комната брата. В ней царил мрачный, так же, как и везде, припорошенный пылью беспорядок. Шкафы раскрыты, многие вещи валялись на полу... словно кто-то торопливо собирался куда-то. Но из вещей прихватил только книги... Я прислонилась спиной к дверному косяку. Медленно, мной начинало овладевать отчаяние. Я начала задыхаться, понимая, что ни минуты не смогу больше оставаться в этом, когда-то родном, доме... Уже собираясь развернуться, и как можно быстрее покинуть омертвевшие стены, я обратила внимание на толстую тетрадь в кожаном переплёте, лежащую на полу. Дрожащей рукой подняла ее. Раскрыла наугад... это был дневник моего брата. Но читать его я не смела. Не смела до того, как покинула дом. До того, как поговорила с соседями, не уехавшими с нашей улицы, как другие. Я как раз запирала двери в дом и прилаживала на место доски, когда меня окликнул голос, показавшийся знакомым. Это был Вайтен - бард, живший на нашей улице. Как оказалось, он единственный из наших соседей не покинул своего дома после случившегося. Я сидела у него в гостиной, крепко сжимая кружку тёмного альдебаранского пива, и слушала, как он, перебирая струны старенькой лютни, рассказывает мне о том, что произошло, пока меня не было. Брат сделался волшебником. Его искусство магии росло с каждым днём, с каждым новым заклинанием. Но ему этого казалось мало. Он все больше замыкался в себе, все реже появлялся на улице. Отец и мать не на шутку беспокоились за его здоровье и разум, и даже жалели, что настояли на том, чтобы брат учился магическому ремеслу. А однажды ночью внезапно началась ужасная гроза. В раскатах грома слышался жуткий смех, завывания, непонятные песнопения... Молнии били в церковь, в дом, где обитало мое семейство... Буря стихла лишь к восходу солнца. Но после нее исчезли мои родители, и священник из нашей церкви... Никто понятия не имел, куда они пропали. Лишь мой брат, совершенно седой, с жестокой, полубезумной улыбкой бродил у церковной стены, иногда бормоча какие-то заклинания... Но скоро и он исчез куда-то. Поговаривают теперь, что за городом поселился отшельник... Соседи решили, что отныне эти места прокляты, что здесь не обошлось без потусторонних сил, и моим братом завладел сам Дьявол... Все разъехались. Вайтен же так часто путешествует по миру, распевая баллады, что ему нет резона бросать свой дом - напротив, дурная слава этого места отпугнет воришек и непрошенных гостей... Он замолчал, продолжая наигрывать какую-то мелодию, а я сидела, будто гром той страшной грозы поразил и меня... Я провела в доме Вайтена ночь без сна, а на утро, простившись с собирающимся в очередное путешествие хозяином, сама отправилась в путь. Я хотела найти поселившегося в окрестностях города отшельника. Я знала - чувствовала - что это мой брат. Прочитав дневник, найденный мною дома, я ужаснулась. Многое, конечно, осталось за пределами моего понимания... многое было написано на неизвестном мне языке, но то, что я поняла, не на шутку напугало меня. Я боялась опоздать... хотя - чего уж... я знала, что уже опоздала... но если мне удастся спасти хотя бы брата... Я встретилась с ним. Он был одет в черное одеяние волшебника. Он был абсолютно седой - как и я... И он... был даже рад меня видеть. Я знаю это. Очень многое мы с ним все еще чувствуем одинаково. Разговор наш был коротким. И таким же непонятным, как записи в его дневнике... Но я поняла одно - брату нужна помощь. Сам он не может справится с тем, кто... или что... поселилось у него в душе. И тогда я поклялась, что найду священника, который поможет мне исцелить моего брата, вернуть свет в его душу... Но все служители и служительницы церкви - кто мягко, кто грубо - отказывали мне в помощи, услышав эту историю... *** Седая воительница замолчала, поймав на себе внимательный взгляд подруги. - Назови имя своего брата, Юлиана, - попросила она, наконец. - Имя? Зачем?..- отозвалась рыцарша, - И... имеет ли его имя значение? - Я постараюсь помочь ему, - тихо ответила послушница, опустив голову, - Но я пока еще не совсем священница... - Это легко исправить, - торопливо заверила Юлиана, словно боясь, что послушница передумает, - Ведь ты буквально в одном шаге от принятия сана! Путь до мест, где живет мой брат, не близкий... Пока мы идем, ты успеешь стать священницей... - Хорошо бы... но - как будет угодно Господу нашему, - юная собеседница, упорно не поднимая глаз, смотрела на землю, - Ибо я иногда встречаю здесь, в Амацу, священников даже моложе меня по возрасту... даже не таких умелых в искусстве исцеления... Но они уже священники, и к ним все проявляют большое уважение. Я не знаю, почему настоятели до сих пор не торопятся благословлять меня на принятие сана... Но Господь велел нам быть покорными и... - А ты поговори с ними! - предложила Юлиана, - У вас ведь это не запрещено?.. Подай прошение... Ты ведь уже выучила здесь все, что могла выучить... - Ты права, - твердо сказала в ответ Мирабэлла, - А твой рассказ напомнил мне, что и у меня осталась семья в далеком Излюде... что у меня тоже есть брат... Немного подумав, воительница снова заговорила: - А что если мы поступим так: в ближайшие дни отправимся на большую землю, в столицу... там ты примешь сан. Встретишься со своей семьей в Излюде... и потом поймешь, есть ли в тебе мужество помочь моему брату. Если да - мы отправимся в путь. Послушница кивнула: - Хорошо. Но прежде - назови мне имя своего брата, чтобы я смогла помолиться Всевышнему за его душу. Рыцарша выдержала короткую паузу, и тихо произнесла: - Максимилиан... *** Настоятельница беспомощно хлопала глазами, и торопливо перебирала худыми пальцами четки. Стоящая перед ней семинаристка - выпускного возраста и выслуги, сильно озадачила ее своим прошением. - Но... дочь моя... это решение... Ты тверда в нем? - промямлила она наконец, не зная, что бы еще ответить. - Тверда, матушка, - кивнула послушница, - Господь мне свидетель. - Ну... что же я могу на это сказать... - пальцы матушки нервно покручивали деревянный крест на четках, - Принятие сана - большая ответственность, требующая настоящей веры... Шаткое положение настоятельницы спас пожилой, немного полный лысоватый священник, зашедший в комнату. Увидев Мирабэллу, он слегка побледнел. - Dominus vobiscum (Господь с вами), - начал он торопливо, - Матушка, что здесь происходит? - Сестра Аквамиррэль просит благословения на принятие сана священницы... - с видимым облегчением отозвалась настоятельница. - О, дитя мое, - обратился священнослужитель к Мирабэлле; на его благообразном лице отразились притворная печаль и забота, а также мелькнула гораздо более искренняя неуверенность , - Ты должна понимать, что мы не можем принимать такое решение сразу! Мы должны проверить, насколько ты тверда в нем, должны испытать тебя... Мы обсудим это с матушкой, а ты пока vade in pace et dominus sit tecum!(иди с миром, и да прибудет с тобой Господь) Мирабэлла поклонилась, опустила голову к протянутой настоятельницей руке, и удалилась. Подождав немного, матушка дошла до своего письменного стола, и тяжело опустилась в кресло. - Что же делать, отче, что же делать? - прошептала она, - Мы долго открещивались от этого момента, но он все равно настал! Она хочет оставить наш монастырь, стать священницей... и наверняка захочет остаться в Пронтере, или еще... - Матушка, успокойтесь, прошу! - сурово заговорил прибывший, - Не забывайте, мы - да-да и Вы тоже! - слишком прочно увяли в этом деле, и обратного пути нет. - Ах, не стоило мне тогда слушать Вас... - настоятельница едва ли не плакала, - То, что мы делаем, это же самая настоящая ложь! Грех! Господь покарает нас! - Господь милостив, - парировал толстяк в рясе, - И ему известно все - и деяния, и помыслы... А помыслы наши чисты и богоугодны. В Излюде все так же нет достойного храма. Вы же знаете, что весь этот обман затеян нами для того, чтобы получить оставшийся в наследство юной Камиллери дом, и поставить на его месте новый храм во славу Господню... Но для этого нужно применить хитрость, и наставить сестру Аквамиррэль подписать дарственную нашему приходу... Родители ее погибли - храни Господь их души... Её брата - я убежден - тоже можно склонить к необходимому нам решению... - Но... - Теперь мы не можем пойти на попятную, - священник не позволил настоятельнице вставить и слова, -Или Вы намереваетесь рассказать ей, что все это время мы перехватывали ее письма домой, не доставляли ей письма брата... Согласитесь - юная душа так ранима, ее так просто озлобить, подвергнуть искушению, а Дьявол так и ждет, чтобы сбить детей Божьих с пути истинного... - Ах, Вы правы, святой отец, правы во всем... - настоятельница перекрестилась, - Все ради основания святой церкви в Излюде... Но послушайте, как же можно не пустить сестру Аквамиррэль принять сан священницы? Ведь она уже достигла максимального уровня профессии послушницы... чему еще нам учить ее здесь? Как препятствовать ее желанию? - Пообещайте ей, что отпустите ее домой к Рождеству... Скажите, что не можете обойтись без ее помощи в монастыре... найдите ей занятие, которое поглощало бы все ее время... Повысьте ее в должности здесь, наконец!.. - Да... Да, Вы правы, святой отец! - отозвалась мать-настоятельница, - Так я и поступлю! *** Фонари уже горели, распространяя вокруг себя теплый оранжево-палевый свет. Мирабэлла стояла, опершись спиной о ствол вишневого дерева, глядела вдаль, в темноту ночного моря, и нервно покусывала губы. Юлиана хмурилась. - Так что, конкретнее, тебе ответила настоятельница? - спросила рыцарша. Мирабэлла глубоко вздохнула: - Сказала, что не может пока отпустить меня - хотя бы до праздника Рождества Христова... Сказала, что ей очень нужна моя помощь и поддержка в монастыре... Сказала, что хочет назначить меня своей помощницей... - Хммм... не знаю... - отозвалась Юлиана, - Вот что-то мне подсказывает - может, сама женская интуиция - что здесь что-то неладно... Есть в этом всем какая-то тайна... не совсем я еще понимаю, какая... но все это не спроста. Отговорки это... кажется, тебя просто почему-то не хотят отпускать в Пронтеру. Не хотят, чтобы ты стала священницей. - Но ведь это же нелепо! - Мирабэлла помотала головой так, что ее косы цвета темного малахита, которые она всегда откидывала за спину, легли ей на плечи, - К чему бы матери-настоятельнице противиться моему вступлению в сан священницы? Какой ей от этого прок? - Этого я еще сама не понимаю, - проговорила рыцарша, - Но чутье меня никогда не обманывало... Помолчали. Пауза затягивалась. - Мира... - наконец нарушила тишину Юлиана, - Скажи мне... Ты не задумывалась... а способна ли ты на... мммм... авантюру? - Авантюру? - переспросила Мирабэлла, - Какого рода? - Ну... - рыцарша немного замялась и, словно не желая взглянуть в глаза подруги, перевела свой взгляд на черную поверхность воды, по которой изредка проскальзывали блики от уличных фонарей, - Понимаешь, я-то была настолько уверена в том, что уже сегодня ты будешь готова отправиться в храм Пронтеры... Я видела корабль у пристани. Похоже, что он отправится в Альберту с минуты на минуту. Скажи, ты согласилась бы плыть со мной, даже не получив разрешения настоятельницы?.. - Я... - послушница растерялась, - я... даже не знаю... Такой неожиданный поворот событий и... Ну... в любом случае, мне нужно было бы вернуться в монастырь... собрать вещи... - А какие там у тебя вещи-то? - Юлиана поняла, что если слегка надавить, то покорность сестры Аквамиррэли настоятельнице даст хорошую трещину, - Одежду вам выдают... а ты собираешься в храм - там и вернешь то, что на тебе... Оставшаяся в монастыре тоже последует в храмовое хранилище - не съедят же ее, в конце концов! А в церкви тебя поймут, простят... грехи отпустят там... - Ну а книги?.. А семейный портрет?.. - слабо сопротивлялась искушению послушница. Но Юлиана уже вжилась в роль искусительницы. - Бог с ними, с книгами... А что до портретов - так ты же домой едешь... Куда лучше увидеть семью своими глазами, чем пялится на безжизненную картинку! - Я... - Сомнения все сильнее одолевали Мирабэллу, но годами воспитанная привычка послушания не давала просто так сдаться. Юлиана нахмурилась, потом просияла, подскочила к подруге, и подхватила ее на руки. - Ну в таком случае считай, что я тебя просто похитила! - и она, вместе со своей ношей, поспешила на пристань, где покачивался корабль, готовый отчаливать от берега. Мирабэлла только взвизгнула; засмущалась... покраснела, и, зажмурившись, уткнулась носом в серебристые волосы "похитительницы". Где-то в глубине души она была благодарна подруге за такую решительность… впрочем благодарность эта скрывалась не очень-то и глубоко... А впереди ожидало долгое путешествие в открытое море, к далеким, уже почти забытым, берегам...
Рыжий, дальше есть... Даже вот почти 3 главы из пока что намеченных 5. Но они еще не отредактированы, и, как говорит Юли "я за тобой не успеваю! >.<" Безумный Абрикос, ах-ха. Ты там жжошь...вернее - морозишь. Жжошь в 4й... Shooshoo, точно! = ) Оно там было. Я там предупреждала даже, что это кусочек длинной и муторной саги ; ) Так что этот фрагмент, пожалуй, первое, что было написано по теме...
Дамы и господа любопытствующие! Скромненько так примостившись в уголочке, заявляю, что дорогая наша Мирабэлла, особа во всех отношениях творческая:) уже написала много чего в продолжение. Так что все гнилые овощи за томительное ожидание новеньких глав вам, видимо, придется швырять в меня. Ну, что поделаешь, я переживу - должность у меня такая;) Приятного прочтения!
барков, илья... ученик ломоносова... дак вот.. его строчки очень похожи на название топа... "Блаженен тот, кто с молоду **ёт и в старости спокойно серет..." (с)
MorozOff, Berserk ^_^! Спасибы! Продолжение обещало отредактироваться к выходным... так что - набираемся терпения. salvador,всё возможно ; ) Однако, в названии топа использована часть фразы из Нагорной проповеди Христовой, фрагменты которой встретятся во второй главе.
Увидел картинку, решил почитать (картинка - неплохой рекламный ход!) Надеюсь, что меня, смиренного и богобоязненного, охранит Небесный Отец от возможных несправедливостей в моей речи, которая, несомненно, будет столь далека от объективной действительности, сколь град небесный далек от града земного, ибо ведь даже божественный Моисей, удостоившийся слышать глас Бога и передать его людям, называл себя неудобоговоримым и косноязычным, тем паче я, неумный, подверженный всяческим сквернам и предубеждениям, не смею претендовать ни на какую справедливость слов своих и, если же они буду некрасивы, заранее прошу прощения. Что ж они не по старинке... ) Перевелись в наше время Линчи. -_- Шутка. Сии персонажи добрые весьма. Именно таковыми они мне показались. Даже этот благолепный священник, вид имеющий весьма внушительный и достойный, даже этот хитрован, помышляющий на наследство мне показался весьма забавным человеком. :) За этими волшебниками нужен глаз да глаз, так и норовят с ума сойти и что-нибудь сделать такое... эдакое! Ну и очень забавно решила послушница бежать на корабле. )) Очень послушная маленькая госпожа. ) Уважаю! ) Вдохновляет на написание чего-то самому, спасибо... надеюсь вдохновение не исчезнет. Пойду почитаю дальше... Да, чуть не забыл... Хорошие пункты в начале, объясняющие суть мира. Когда я писал истории в прошлом своем, то придерживался примерно таких же начальных положением, за небольшими исключениями. Склонный, как и всякий правоверный христианин к реализму, я не старался исчислять возраст людей уровнями, но старался делать так, чтобы выглядело все согласно с естественными законами природного развития. (Включая смерть от старости). С воскрешением сложно, воскрешение может испортить всякие "пафосные" моменты. Когда кто-то умирает и говорит: "А... я умираю, но я должен тебе сказать, что..." Тут приходит священник: "Кто тут умирает? Хил! Ах, уже умер? Тогда, резурекшн!". Весь пафос на смарку (. Можно поступать так... 1) воскрешаться могут не все. Душу, обретающуюся после смерти вне тела, спрашивают "хочешь ли ты вернуться?. Большая часть людей не хочет возвращаться в наш бренный мир, наполненный страданием. Посему воскрешение применимо только в очень редких случаях. 2) либо ограничение по времени после смерти (как у вас). Необходимость сохранности тела. Еще меня слегка в тупик ставила сама система молитвенной магии. Магия волшебников действует по классическим законам: произнес формулу - что-то получил. "Да будет воля моя". Для магии волшебников, поэтому, вполне уместны тренировки. Что же касается христианской идеи в магии священников, то там мне её сложно найти. По-идее, это не молитвы (в евангельском понимании этого слова). В святом писании "Даром получили, даром отдавайте". Тут же молитвенная сила получается не даром и не для всех она открыта. И Господь может оставить человека в любую минуту (если у того кончится СП). Это не по божески, это... действительно, очень похоже на ремесло.
