Эти ребята тут не живут, если что. Ни пурпур дня, и ни зелень ночи, Никто не знает, чего ты хочешь. Никто не знает, во что ты веришь, Ни окна те, и ни эти двери... (с) Она была отвратительно, вызывающе, до дрожи аристократична. Она не смеялась и не плакала, только улыбалась краешками губ, и улыбка эта была припасена для любого. случая - от уместной шутки кого-то из спутников до пикового момента очередной переделки. Она не ходила: исключительно шествовала, подняв точеный подборок. Не искала партию, а выбирала спутников. Она была невыносимо безупречна во всем, за исключением характера, архимагесса София, нынешняя спутница лорда Натаниэля, паладина Святого Ордена. Он знал, что ненависть - грех, и только поэтому терпел этот ее единственный, но фатальный недостаток. Он был отвратительно, вызывающе, до дрожи благороден. каждое его слово звучало, как молитва, каждый поступок незаметно для него самого обретал статус деяния. И что хуже всего - он действительно верил. В Бога, добро, надежду. Во все, что просвещенные геффенские маги находили смехотворным, вдоволь насмотревшись и натворив чудес, а он верил. И не в крови и темноте, когда очередная тварь дышит в затылок: когда боишься, верить легко. А всегда, так же легко и естественно, как дышал. Но с ним было спокойно и надежно, словно за каменной стеной, и даже опасные походы казались просто работой, не пугая и не беспокоя. Она знала, что ненависть глупа, и только поэтому терпела его - за это в ее глазах одно, но решающее достоинство. Осенью, когда мостовую в Пронтере засыпали сухие листья, Натаниэль окончательно понял, что грешен сверх меры, поскольку ненависть не желала уходить из него. Более того, она укоренилась и расцвела: может, от резкого запаха дыма в северном ветре, а может, от резких замечаний спутницы. Уйти бы, посоветовав напоследок искать другого дурака, а не получалось. Ну на кого ее вот такую бросать? Да, архимагесса в драках держалась так, что позавидовал бы любой бывалый рыцарь. Да, колдовала со впечатляющей скоростью, и так, что кое-кто за глаза называл ее Леди Кармина: "лорд Кармина" было ее любимым заклинанием. Натаниэль, заслышав первые слова, обычно, если мог, прикрывал глаза рукой - не все, прямо смотревшие на вонзающийся в землю жуткий разряд, остались при своем зрении. Да, она была грозна, могущественна,бесчувственна... и совершенно беспомощна в обычной жизни. Он, потомок древнего рода, и то не мог спокойно смотреть, как волшебница роняет кулинарные принадлежности, разливает воду или в рассеянности проливает себе на колени только что сваренный суп. В такие моменты ее хотелось задушить. Вот просто задушить, а постфактум обвинить в чем угодно: вплоть до противоестественной связи с Темным Лордом. В драке да, она не чувствовала усталости и ран, но после просто падала с ног - и догадайтесь, кому на руки. Такую ношу, хоть и ненавистную, было сложно доверить другому. Натаниэль молился над ее ранами, лечил стертые ножки, натыкался на холодную благодарность и молча отворачивался к костру. Его долг был исполнен. А к остальному он привык, и да, они были хорошей командой, как ни крути. И потом, таких не бросают, проще убить. Потом она заболела. Молитвы без труда лечат раны, а вот против банальной простуды оказались бессильны, и Натаниэль, пришедший сообщить ей об очередном грядущем походе, без удивления обнаружил, что родственников и друзей у нее нет. Носил лекарства, сидел у постели ночами (поход, конечно, не состоялся), и молился от бессильной злости ("почему я, Господи?! Дай мне смирения..."), пока София металась под одеялом, бормоча обрывки заклинаний. Бредила она характерно - магией. Ни одного имени, ни одной простой фразы, только древнегеффенийский, электризующий в комнате воздух. На третий день, когда от бреда архимагессы ожил настольный светильник, она неожиданно затихла и расплакалась. Звала маму, а Натаниэль поил ее с ложки целебным отваром и с позорным облегчением думал: "Умирает." Свобода была близко. Наутро она очнулась и первым делом сообщила ему, что он глупец, и надо было позвать врача. "В Лоянге практикует отличный лекарь." Живой светильник, с которым Натаниэль даже успел подружиться, убила электрическим разрядом. Паладин поспешно ушел в храм, исповедаться в мечтах о жестоком насилии. Она ненавидела его женщин, и умудрилась поссорить даже с тихой безответной священницей, которая не претендовала ни на что, кроме того, чтобы Натаниэль о ней изредка вспоминал. Когда они вдвоем возвращались из путешествия, пропадала неделями, а потом изводила его вопросами в стиле "Где тебя носит". Натаниэль молился и мечтал. А потом снова молился, потому что мечты эти имели мало общего с делом веры.
Ньярли... ты смерти моей хочешь... скажи как мне теперь тут что-либо постить, когда тут уже есть ЭТО? Ньярли, это шедевр!!!
Вот сидишь и завидуешь белой завистью, когда люди выдают такое, а ты способен только на постебло XD Ньярли-па, грац =)
Красный воробей Спасибо)) Рафаэл И в мыслях не было, чесслово)) Да и ты ко мне слишком добр, никакой это не шедевр. И неоконченный, к тому же. =) Zefir ANTARIA Благодарю, леди. Shooshoo Ну, во-первых, не только, не прибедняйся)) Во-вторых, чойта, а мне нравится твое постебло))) спасибо))